Мысли о женихе заставили ее глубоко вздохнуть. Он наверняка воспримет ее побег как оскорбление, которое никогда не забудет и не простит.

Правда, он сам от этого никак не пострадает. Их брак будет расторгнут, и он снова сможет жить как хочет. Он тоже не желал этого брака, но согласился на него — она в этом уверена! — чтобы защитить свою семью. Так что в ее поступке нет ничего ужасного. Она делает то, что необходимо!

Аллора стиснула зубы: дядюшка, кажется, проявляет излишний энтузиазм. Ну что ж, пожалуй, этому не следует удивляться. Ведь это она платит за его свободу, хотя сама еще полностью не осознает, как дорога будет цена.

Брет. Она не видела его с того самого дня, когда король сообщил ей, что на удивление быстро получил у церкви разрешение на их брак. И пока король говорил это, она наблюдала за своим будущим мужем. Он низко склонил свою темноволосую голову к уху молодой женщины с золотисто-рыжими волосами, сидящей рядом с ним, — еще одна красавица, жадно ловящая каждое его слово! Аллора почему-то почувствовала тогда раздражение… нет, если быть откровенной, даже ревность! Они еще не поженились, а он уже приказывает ей то одно, то другое, тогда как сам шепчется с какой-то женщиной!

«Какое мне до этого дело?» — спросила она себя. Но почему-то ей захотелось отхлестать его по щекам. И одновременно хотелось, чтобы побег удался, чтобы все прошло без осложнений; но чтобы он простил ей этот поступок.

— Что ты здесь делаешь, дядюшка? — повторила она.

— Племянница! Я пришел, чтобы еще раз напомнить, что никогда не подведу тебя и не позволю ничему плохому случиться с тобой, — прошептал он.

— Понятно, — сердито зашептала она. — Значит, ты знал, что день моего бракосочетания совсем скоро?

— Нет, девочка, я этого не знал. Но ты не бойся, у меня есть друзья, и мы все успеем сделать.

— Разве мы можем кому-то доверять в таком деле? — спросила она.

— Нет ничего проще, леди! — уверенно произнес он. — Англичане — народ покоренный, многие недовольны тем, что верховный правитель даже не говорит на их языке. Да, девочка. Вильгельма ненавидят так, что этой ненависти хватит не на одно поколение. Аллора, смотри не на меня, а на распятие! — попросил дядюшка. — Не хочу, чтобы люди, наблюдающие за нами, говорили потом, что шотландцы, мол, шептались о чем-то, вместо того чтобы просить господа наставить их на путь истинный!

— Я прошу господа наставить меня на путь истинный, — с чувством произнесла она. — И если бы ты не был моим дядей, то я, наверное, попросила бы его поразить тебя гневом, дядюшка! Как ты мог распустить такой отвратительный слух?!

— Ты сама сказала, что Уэйкфилда надо убедить в том, что ты передумала, — прервал он ее.

— Но ты говорил об отце ужасные вещи!

— Какое это имеет значение? Все равно теперь все знают, что это неправда.

— Дядя! Мне это не нравится! Раньше все было плохо, но теперь стало еще хуже. Кто они, эти твои друзья? Я должна знать!

— Ш-ш-ш, — прошептал он, потом откашлялся, глядя в сторону, и снова благоговейно устремил взгляд на распятие. — Их много! — снова зашептал он. — Граф Джеффриз Баллантайра, лорд Флин из Ирландии, даже старая Сэйра, которая каждый день убирает мою комнату, — друзей у нас предостаточно! Они позаботятся о том, чтобы лошади были готовы, проведут нас тайными тропами… У нас мало времени, девочка, так что слушай меня и запоминай. Церемония бракосочетания и месса закончатся к шести часам, потом начнется пир. Почти наверняка твой молодой супруг пожелает увезти тебя в фамильный лондонский особняк на берегу Темзы. Потом, наверное, будут еще увеселения, но… — Он бросил на нее многозначительный взгляд, будто хотел, предупредить о чем-то, но раздумал и только пожал плечами. — Все это не имеет значения. Я знаю наверняка, что Уэйкфилд отвезет тебя в городской дом, потому что леди Фаллон сообщила Вильгельму о намерении сразу же после церемонии возвратиться вместе с дочерьми в Хейзелфорд. Я позабочусь о том, чтобы служанка, наша сторонница, была к завтрашнему вечеру у него в доме. Возле кровати графа будет стоять голубой пузырек, так что какую бы потеху ни устроили подгулявшие гости, провожая вас в постель, им не удастся помешать нашим планам.

— Пузырек? О господи, дядя, что ты задумал? Я не смогу отравить человека…

— Но ты его и не отравишь! Он всего лишь проспит всю ночь И проснется свободным.

Аллора снова уставилась напряженным взглядом в распятие, пытаясь взять себя в руки и унять дрожь в пальцах.

Она не увидит д’Анлу до церемонии бракосочетания — он останется на ночную молитву в часовне внутри замка вместе с несколькими самыми верными друзьями и личными слугами. Затем будет находиться в башне в ожидании брачной церемонии.

Она закрыла глаза. Гордый, самоуверенный Брет. Сказал ей, что предпочел бы жениться на ежихе! Ну что ж, она предоставит ему такую возможность.

— Аллора, твой отец недоволен моим планом, но и он считает, что мы должны что-то предпринять.

Она перевела взгляд с распятия на лицо дяди.

— Не гляди на меня! — снова предупредил он. В этот момент раздалось тихое красивое пение — монахини в темных одеждах запели псалмы. — Отец всем сердцем желает, чтобы ты была счастлива, — сказал Роберт.

— А ты во что бы то ни стало хочешь оказаться на свободе. А вот я… я нахожусь просто в полном отчаянии, грустно сказала она.

— Свобода ждет всех нас. — В голосе дядюшки появилось раздражение. — Разве ты забыла, откуда мы все? Мы свободные и независимые люди!

Она глубоко вздохнула, опустив глаза на сложенные руки. Роберт прав, она об этом забыла! И все-таки ей давно хотелось узнать, действительно ли для ее народа имеет большое значение, кому присягнут на верность лаэрды Дальнего острова. Ведь повседневная жизнь простых людей от этого ничуть не зависела. На Дальнем острове житье было значительно проще, чем здесь, в Лондоне. Отец — землевладелец, его арендаторы обрабатывали землю, и в соответствии с феодальными законами определенная доля их труда принадлежит отцу, а он, в свою очередь, использовал все свое могущество, чтобы защитить их. И каждый знал свое место. Кузнец, медник, рыбаки, пастухи и пастушки. Девушки работали в замке, юноши — на конях, телохранители были обязаны охранять лаэрда и замок. Так и шла жизнь. Многие жители вообще никогда не покидали остров. Значит, им не было никакого дела до того, как обстоят дела во внешнем мире.

Да, они были свободным народом! И в этой свободе было нечто прекрасное. Дядюшка взял ее руку и, наклонясь, поцеловал. Потом перекрестился и поднялся с колен. Оглянувшись, Аллора увидела, что его ожидают несколько сопровождающих из окружения Вильгельма.

Молитвы больше не слетали с губ Аллоры. Она стояла, преклонив колена, и снова почувствовала, что место рядом кто-то занял. Скосив глаза, увидела отца, и ей показалось, что за последние сутки он постарел на десять лет. Он смотрел на распятие.

— Прости и помоги нам, Господи! — горячо молил Айон.

Аллоре было больно видеть, как он страдает. Гордый и решительный, как и Роберт, он тревожился больше брата за исход задуманного.

— Отец, — тихо обратилась она к нему, — ты расстроился из-за того, что тебе симпатичен тот человек? Но он ведь тоже хочет стать свободным.

— Ты так думаешь? — спросил он, недоверчиво глядя на нее.

— Я это чувствую, отец, — уверенностью сказала она.

— Молю Бога, чтобы он простил всех нас и поддержал. — Он помолчал. — И еще я молю Бога, чтобы ты оказалась права.

— Отец, мы можем все это прекратить…

— Нет уж, уволь! Я не хочу видеть, как вешают моего брата, и стать мучеником среди танов. Наш план никуда не годится — моя дочь в насмешку над церковным браком станет женой человека, который однажды раздавит нас.

— Мы еще можем отказаться от такого жениха и предпочесть другого по выбору Вильгельма. Старика, даже совсем дряхлого старца…

— Как бы не так! Король хитер, он сразу раскусит наши замыслы и повесит нас. Да и поздно уже отступать. Уэйкфилд согласился на этот брак, ты тоже, да и я, прости меня, Господи! — согласился. То, что король выбрал для осуществления своего плана Брета д’Анлу, мне особенно не по нутру, потому что он всегда был мне симпатичен. А теперь я должен его бояться. И как же так получилось, что я, лаэрд Айон с Дальнего острова, стал участником коварного замысла?