— Пойми, он один поддерживал меня, когда я отказалась от расторжения брака. А в том, что я сделала, ты сам виноват, потому что заставил меня поверить, будто применяешь к нему пытки.

— Тебе самой очень хотелось, чтобы так было, — напомнил он хриплым голосом.

Она густо покраснела. Ей Вдруг пришло в голову, что было бы неплохо сказать ему, чтобы получше присматривал за собственной сестрой, но она обещала Элайзии молчать, а если бы даже не обещала, то все равно не смогла бы предать Дэвида и золовку.

— Я сделала это потому, что считала своим долгом, — прошептала она.

— Именно это и пугает меня больше всего, — сказал он возмутительно спокойным тоном. — Какие еще старые долги тебе придет в голову платить и когда? Ты предана мне до тех пор, пока не сочтешь своим долгом выказать преданность кому-нибудь другому.

— Речь шла только о Дэвиде…

— Перестань без конца напоминать мне, какая важная роль в твоей жизни отводится этому человеку, — холодно сказал он.

— Между нами никогда ничего не было…

— Понимаю, он всего лишь утешал тебя. Ты глупа, если думаешь, что я не осведомлен обо всем, что здесь происходило, Аллора.

«Интересно, что ему может быть известно?» — подумала она, а вслух сказала:

— Ну, если ты знаешь, что здесь происходило, то мне нечего бояться. Да, он утешал — только и всего.

— Утешать можно по-разному.

Она замолчала, не желая больше ни оправдываться, ни спорить. Она поняла, что он ей верит — вернее, поверил Дэвиду — и просто дразнит ее. Но она не попадется на его удочку.

— Ну что ж, в прошлый раз ты заточил меня в башне. Куда ты намерен отправить меня теперь?

Он долго молчал, медленно обводя ее взглядом. Потом пожал плечами:

— В ванну. Воду сейчас принесут. Ты выглядишь отвратительно: продрогшая, просоленная, мокрая. В волосах что-то зеленое. Похоже, водоросли. И вода с тебя капает по всему полу. Я не хочу, чтобы ты заболела. Тебе надо быть здоровой, чтобы я мог сорвать на тебе свой гнев. Для начала прими ванну.

Сердце у нее громко застучало в груди — то ли от страха, то ли от предвкушения.

— А потом? — шепотом спросила она.

— Там видно будет, — пообещал он и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Глава 21

Кажется, за всю свою жизнь Аллора не испытывала большего наслаждения, чем сейчас, сидя в горячей ванне. Она уже тщательно вымыла лицо, волосы и тело, но выбираться из воды не хотелось. Как будто эта деревянная, обтянутая металлическими обручами лохань могла каким-то образом защитить ее от гнева мужа.

Ей очень хотелось, чтобы Брет пришел сюда, но было и страшно, что он придет слишком скоро. Закутавшись в большое купальное полотенце, она уселась перед камином и принялась расчесывать мягкие после мытья волосы. Она глядела в огонь и вспоминала, как они с Бретом сидели вместе у камина в охотничьем домике. Как давно это было!

Конечно, в том, что произошло, виноват он. Ведь если бы он вовремя сказал ей, что не причинит Дэвиду зла и что собирается освободить его…

Но и Дэвид тоже хорош! Нечего ему было так громко стонать, если он испытывал в тот момент не боль, а наслаждение! Если бы не это, она не оказалась бы в такой ситуации, как сейчас.

Она почти убедила себя, что Брет уже не придет, но тут неожиданно распахнулась дверь. Стиснув зубы, она и виду не подала, что испугалась, и продолжала расчесывать щеткой уже расчесанные волосы.

Дверь с грохотом закрылась.

Аллора даже не оглянулась. Слышно было, как Брет движется по комнате, снимая одежду. Он не произносил ни слова.

Она чуть повернула голову и уголком глаза следила за ним. Он остановился возле кровати — совершенно голый, бронзовый в свете пламени — и, прихватив двумя пальцами фитиль свечи, загасил ее. Комната погрузилась в полумрак. Брет забрался в постель и, укрывшись одеялом, повернулся к ней спиной. Аллоре вдруг стало очень одиноко и неуютно: одно дело — спорить с мужем, когда речь идет о чувстве долга, и совсем другое — когда тебя не хотят.

А если он ее не хочет, то вполне вероятно, что ей придется всю оставшуюся жизнь провести в северной башне.

У нее онемели пальцы, но она упрямо продолжала расчесывать волосы. Грустно. Даже огонь в камине горел уже не так ярко.

Брет вдруг заговорил резким, хрипловатым голосом. У нее от неожиданности даже щетка выпала из рук.

— Поторопись! Ложись в постель!

С перепугу она моментально подчинилась приказанию и, все еще закутанная в полотенце, легла на свою половину кровати, натянув одеяло до подбородка. Представив себе разделяющее их расстояние на огромной кровати, она поежилась от холода. Бежали секунды, минуты, а может быть, часы… интересно, заснул он?

Почувствовав его прикосновение, она чуть не вскрикнула. Он подтащил ее к середине кровати и откинул одеяло.

— Что это такое? — удивился он.

Растерявшись, она судорожно сглотнула, но не удержалась от ехидного замечания:

— Это полотенце, милорд. Точно такое же, какими пользуются в городе, в Лондоне.

— Понятно. Но что оно делает в постели? — возмущенно продолжал он.

— Мне… было холодно.

— Странно. Ведь ты с готовностью бросилась с башни в ледяное море… совершенно голая.

— Когда я прыгала, на мне была одежда.

— Но когда я вынул тебя, ты была голой.

Она покраснела от возмущения.

— Я, теперь не так хорошо плаваю, как раньше, прошептала она. — Я боялась утонуть.

— И ты отбросила скромность ради спасения жизни, поэтому и появилась из воды, словно морская нимфа, на глазах у всех мужчин…

— Кроме тебя, меня не видел ни один мужчина, — напомнила она.

— Но ведь ты была намерена встретиться с дядюшкой и его людьми. Могла бы получиться незабываемая встреча!

— В лесу есть охотничьи домики, а в них сколько угодно меховых одеял…

— Хватит об этом! Сними с себя это дурацкое полотенце и выбрось вон из кровати!

Она тупо смотрела на него, не подчинившись немедленно его приказу. Он сдернул с нее полотенце и, презрительно фыркнув, швырнул его на пол. Перекатившись на живот, она замерла, испуганная неожиданной грубостью его действий, но тут же почувствовала его прикосновение, которое никак нельзя было назвать грубым.

Он убрал ее волосы со спины и кончиками пальцев провел вдоль позвоночника. У нее перехватило дыхание. Он прикоснулся губами к ее шее, потом скользнул языком вдоль спины, где только что провели линию пальцы. Положив ладони на ягодицы, он повернул ее к себе и нежно поцеловал в живот, а руки его принялись ласкать ее грудь, пока она чуть не вскрикнула от нестерпимого жара, возникшего между ног. Страстное, безудержное желание охватило ее.

Он не спешил, хотя она умоляла его, и продолжал нежно поглаживать и целовать ее бедра, пока она не вскрикнула. Она встретилась с ним умоляющим взглядом и закрыла глаза. Он поцеловал ее грудь, потом губы и наконец медленно вошел в ее плоть. В его движениях не было больше ни нежности, ни нерешительности. Неистовая страсть задавала темп. Аллора прижалась к нему, и сладкая истома разлилась по ее телу. Пальцы ее впились в твердые мускулы его плеч, и она смутно слышала собственные прерывающиеся крики. Нарастая волна за волной, напряжение достигло наивысшей точки. Тело Аллоры содрогнулось. Она чувствовала, что его напряжение тоже достигло кульминации, и, ощутив разлившуюся в теле теплоту, замерла, крепко прижавшись к нему.

Несколько мгновений спустя он уже лежал рядом с ней. Она ждала, что он ее обнимет, ей хотелось прижаться к нему. Но, повернув голову, увидела, что он лежит, приподнявшись на локте, и смотрит на нее изучающим взглядом.

— Похоже, что сегодня мне не дождаться от тебя никаких ласковых слов, любовь моя? — с упреком сказал он.

Она опустила глаза. Он заставил ее забыть, что они находятся не в самых лучших отношениях.

— Что бы я ни сказала, ты ведь все равно не поверишь мне, — жалобно произнесла она.

Он пожал плечами: